Федотов В.В. Рец. на кн.: EDWARDS R. В. Kadmos the Phoenician. A Study in Greek Legends and the Mycenaean Age. Amsterdam, 1979, 265 p.
// Вестник древней истории. 1984. № 3. С. 168 – 174
Книга Р. Эдвардс «Финикиец Кадм. Исследование греческих легенд и микенская эпоха» посвящена одному из аспектов остро дис¬ку¬ти¬руемой на протяжении XIX — XX вв. проблемы соотношения греческих преданий о времени до Троянской войны с историей Эгейского мира.
Причем именно легенда о Кадме, являющаяся основой для постановки вопроса о прямых контактах с Восточным Средизем-но¬морьем — появлении в Греции переселенцев с Востока, (т. е. связан¬ная как
o с источниковедческой, так и
o с исторической,
o культурной и
o историко-географической проблематикой),
зачастую получала наиболее негативную оценку как полный вымысел.
Такая негативная оценка заметно контрастирует с мнением о дос¬то¬верности иных легенд об эгейском прошлом
o Греции и особенно
o других частей Средиземноморья.
Например, для Западного Средиземноморья в историографии последних десятилетий характерно максимальное доверие к преда-ниям.
Уже в силу такой постановки вопроса о Кадме рецензируемая книга заслуживает внимания. Однако она интересна еще
o источниковедческой методикой анализа легенд, претендующих на роль исторического источника,
o и тем, что, сочетая филологический и исторический подходы, автор избегает крайних точек зрения
o и стремится подойти к проблеме с максимальной осторож-ностью.
Первая глава «Введение. Изменение отношения к греческим легендам и раннему периоду греческой истории» является кратким вводным историографическим обзором проблемы начиная с XVIII в., дополнением к которому может служить обширная библиография в конце книги (с. 209—244).
Вторая глава называется «Легенда о Кадме: ее источники, развитие и интерпретация». Автор отмечает, что связные сообщения о ней известны только после V в. до н. э., однако, судя по
o фрагментам утерянных сочинений логографов Ферекида (500 – 410 гг. до н.э.) и Гелланика (480 – 400 гг. до н.э.),
o ссылкам на разные части сказания о Кадме
• в греческом эпосе,
• у ранних лириков,
• трагиков и
• Геродота (484 – 425 гг. до н.э.),
создается впечатление, что читателям или слушателям этих произведений повествование о финикийце Кадме родом из Тира или Сидона было знакомо.
Поздняя античная традиция (например отраженная у Аполло-дора (300 – 260 гг. до н.э.) и Овидия (43 г. до н.э. – 18 г. н.э.), отли-чается от ранней традиции в некоторых деталях.
Вообще же изложение легенды позднее V в. до н. э. намного полнее и детализированнее.
Этот вывод, сделанный в монографии, хочется подчеркнуть, потому что такое же впечатление складывается даже при беглом взгляде на античную традицию о переселениях и походах «героических времен» в других областях Средиземноморья.
Если это совпадение не случайно, оно может иметь объективные причины. Дело в том, что авторы эллинистического времени
o имели возможность опираться на накопленный за несколько столетий опыт составления исторических сочинений,
o пользовались тонкой методикой сопоставления и проверки различных версий. Методика эта изложена, например, знаме-нитыми греческими историками Фукидидом (460 – 395 гг. до н.э.) и Полибием (201 – 120 гг. до н.э.).
o После создания крупных библиотек,
o облегчения внутренних средиземноморских контактов
o и составления локальных историй
появилось больше возможностей для сбора и сопоставления местных сказаний, детали которых ряду авторов архаического времени (тем более эпоса), могли быть
o неизвестны или
o не нужны в силу иного жанра их произведений.
В таком случае появляется вероятность, что сказания могут передавать
o не только древнюю легенду, подробности которой не сохра-нились в ранних источниках, и
o не только ее произвольное художественное развитие,
o а оформленное в виде легенды вокруг древнего ядра представ-ление об историческом процессе,
o утраченное в период переселений и
o постепенно восстанавливаемое по мере сбора локальных дан-ных.
Таким методом могли обобщаться и
o разновременные,
o и не всегда прямо связанные между собой события.
Поэтому можно согласиться с автором, что некоторые детали, известные только из более поздних источников, потенциально могут быть очень древними, отражая воспоминания о событиях микенского времени.
Хотя не исключено, что многие детали, впервые известные по поздним источникам, малодостоверны.
В книге отмечается, что такие сюжеты могли возникать и без связи с исторической традицией.
Например, трагики
o не только выбирали те сюжеты преданий, которые лучше соответствовали замыслу их произведений,
o но и достаточно свободно их изобретали.
Эврипид (480 – 406 гг. до н.э.) в одном случае
o вслед за традицией, изложенной у Гесиода (ок. 700 г. до н.э.), говорит, что Кадм оставил сына Полидора, а
o в другом, заостряя трагичность ситуации, заявляет, что Кадм умер бездетным.
Возможны и попытки рационалистического объяснения мифов на фоне всегда высокого интереса к происхождению народов.
К замечанию о ненадежных древних этнографических спекуля-циях можно добавить, что они все же имели пусть и недостаточно представительную (поэтому иногда приводящую к заблуждениям), но все же правильную по замыслу основу — наблюдения о сходстве
o топонимики,
o гидронимики,
o ономастики,
o языка,
o физического облика,
o местных преданий.
В книге признается вероятность возникновения ряда поздних сюжетов под влиянием местных «антикваров» (т.е. профес¬сио¬наль-ных «любителей древностей», тогдашних краеведов), стремившихся постичь логику и причины возникновение локальных топонимов и культов.
В монографии сделан вывод, что в поздних версиях (где многие детали легенды появляются впервые) отдельные части легенды получили неодинаковое развитие.
В то время, как удивительно мало подробностей сообщается о правлении Кадма в Фивах, излагаются новые детали о
o генеалогии,
o об основанных финикийцами поселениях,
o об их культах и
o изобретениях,
o о судьбе Кадма после ухода из Фив на север.
Анализ версий о генеалогии сопровождается в книге таблицами родословных Кадма по:
• Ферекиду (500 – 410 гг. до н.э.),
• Эврипиду (480 – 406 гг. до н.э.),
• Аполлодору (300 – 260 гг. до н.э.),
• Нонну (V в. н.э.),
• Евстафию (архиепископ в Фессалониках 1175 г. н.э., ум. 1194 г. н.э.),
• у Дионисия Периегета (124 г. н.э.) и
• Схолиасту к Эврипиду.
Поселения финикийцев в источниках упоминаются
o на о. Самофракия (где с финикийцами отождествляли одного из мифологических героев Кабиров и говорили о посвящении этого Кабира в знаменитые «Самофракийские таинства» – мисте¬рии),
o во Фракии (в т.ч. и в связи с разработкой Пангейских рудников),
o на о. Халкидика,
o о. Родос и
o о. Эвбея.
В IV в. до н. э. финикийские культы (не всегда ассоциировав-шиеся с личностью именно Кадма), существовали
o на о. Фасос и
o в Афинах, позднее —
o на о. Фера и
o о. Родос.
Наблюдение автора монографии о связи легенды о Кадме с культом Диониса (родство в ним Кадма названо в некоторых источ¬никах), можно сопоставить
o не только с эвгемеристическим рационалистическим отноше-нием (как сделано в книге),
o но и с традиционно признаваемыми восточными элементами в культе Диониса,
o а также в орфическом учении (ведь этот рассказ будто бы принес в Грецию Орфей).
Тогда для включения правильно подмеченной греками связи между культами в легенду именно о Кадме теоретически могло не иметь решающего значения
o реальное время и
o действительный механизм возникновения связи между различ-ными культами разных народов.
Уже в «Вакханках» Эврипида (480 – 406 гг. до н.э.) в форме пророчества Диониса были объединены три разные версии о судьбе Кадма.
Две из этих версий о судьбе Кадма чисто мифологические:
o Кадм и его жена будто бы были или «превращены в змей»
o или спасены Аресом и перенесены на острова Блаженных.
Третья версия по форме претендует на историческую основу:
o финикийцы якобы бежали к варварам в Эпир и Иллирию,
o где основали два города, и
o уже в качестве предводителей варваров вновь вторглись в Грецию, разрушив ряд греческих городов.
Ставя в конце главы вопрос: «какие же элементы традиции могут с наибольшей вероятностью отражать исторические собы¬тия?», автор считает, что к таковым элементам традиции в первую очередь могут относиться те, которые
o не исполняют религиозных функций,
o не имеют аналогий в фольклоре,
o связаны с реальными местами и
o по форме похожи больше на легенды, чем на мифы.
К таким элементам традиции в первую очередь могут отно-ситься:
• предание о восточном (финикийском) происхождении основа-теля беотийских Фив,
• об основании спутниками Кадма различных поселений на пути в Грецию,
• о знакомстве через посредство этих спутников Кадма с пись-менностью,
• об изгнании фиванского царя
• и бегстве этого изгнанного из Фив царя на север.
Поэтому последующие части книги посвящены проверке на достоверность именно этих сюжетов.
Третья глава книги называется «Финикийское происхождение Кадма в древней традиции и историографии».
В сказаниях о Кадме его происхождение передается так же неоднозначно, как и другие детали.
Помимо Финикии вообще (более конкретно — Тира или Сидона) генеалогия Ферекида (500 – 410 гг. до н.э.) называет родиной Кадма Еги¬пет. Эта версия о египетской родине Кадма получила распро¬странение после 300 г. до н.э..
Однако жители Тира и Сидона не желали уступать права счи-таться «соотечественниками Кадма».
На монетах Тира и Сидона со 125 г. до н.э. по III в. н.э. при-сутствует изображение Кадма или Европы. В роман Ахилла Татия (кон. II в. н.э.) включена бытовая (историческая, краеведческая) де-таль: в Тире на празднике Диониса рассказывали о Кадме.
Но помимо этих (распространенных широко) версий сущест¬во-вали еще две малоизвестные.
Фотий (820 – 893 гг. н.э., византийский патриарх, автор энциклопедической «Библиотеки») и византийский словарь «Суда» (ок. 1000 г. н.э.) называли Кадма сыном легендарного фиванского царя Огига.
Образ же царя Огига, вероятно, первоначально
o был связан с культом местного беотийского героя,
o впоследствии мифология связывала его со сказаниями об Аттике,
o Ливии и
o Египте (например он – как и Кадм, - назывался основателем египетских Фив).
Согласно второй редкой версии Кадм объявлялся потомком аргивянки Ио - т.е. как будто бы считался греком (эллином).
Правда, этот вывод лишь косвенный. Насколько известно, никто из древних авторов прямо не отрицал иноземного происхож-дения Кадма и не называл его греком.
Как пишет Эдвардс, «в глазах составителей генеалогий Кадм помимо
o родства с богами
o имел и некоторую часть греческой,
o египетской,
o ливийской и
o финикийской крови.
В историографии же эти многогранные аспекты версии о происхождении Кадма не учитывались.
Обычно обсуждалось лишь финикийское происхождение Кадма. Египетское происхождение Кадма в историографии
o игнорировалось или
o объявлялось поздним сюжетом (созданным, например, из желания связать основателя беотийских Фив с египетскими Фивами).
Что же касается финикийской родины Кадма, то большинство исследователей объясняло появление этого географически локализо¬ванного сюжета в сказаниях «результатом ученых домыс-лов» или «ошибки» (за исключением отдельных исследователей, склонных доверять в этом вопросе античной традиции).
Еще в 1820 г. К.О. Мюллер заявил, что в рассказах о фини¬кий-ском происхождении Кадма – точно так же, как в историях о египетском происхождении Кекропа и Даная, - нет исторического зерна [1].
При таком подходе к формированию сюжета легенд Кадма считали
o первоначально «фиванским божеством»,
o «переосмысленным» и «превращенным» в образ «выходца из Финикии» после неправильного истолкования новым насе-лением Беотии будто бы «чисто греческого» имени Феникс.
До кон. ХIХ в. это мнение неоднократно высказывали: извест-ный немецкий антиковед и сторонник гиперкритицизма К.Ю. Белох (1854 – 1929), известный немецкий антиковед и иностранный член Петербургской АН (1909 г.) Эд. Мейер (1855 – 1930), Е. Бете, Ф. Студничка, А.В. Верраль и др. [2].
Сформировавшись до и в процессе зарождения археологии Эгейского мира, такой взгляд сохранился и позже. Когда архео-логические раскопки на о. Фера в 1899 – 1903 гг. не обнаружили фи¬ни¬кийских следов, исследователи высказались против историчности сказания о финикийском поселении на этом острове.
Раскопки в Фивах 1906 – 1929 гг. дали аналогичные результаты. И отрицательное отношение к традиции было высказано уже после нескольких предварительных сообщений об этих раскопках [3].
В 1913 г. А.В. Гомм предположил, что идея о финикийском происхождении Кадма возникла как «ученая теория» логографов Малой Азии.
По мнению этого исследователя, логографы не просто «излага¬ли в прозе эпическую традицию», как полагали создатели европей¬ской историографии античности, а систематизировали, объясняли эпи¬чес¬кую традицию и будто бы даже подправляли эту традицию в свете «своих теорий и исследований» [4].
Посетившие же Египет Гекатей (540 – 478 гг. до н.э.) и Геродот (484 – 425 гг. до н.э.) по мнению А.В. Гомма (1913) «не заслуживают доверия – пораженные древностью восточных цивили-заций», они якобы «произвольно искали в Египте источники гре-ческих обычаев».
В 1921 г. Л.Р. Фарнелл даже объявил, что «прошло то время, когда Кадма считали финикийцем» [5]. Это было, вероятно, апогеем скептицизма в историографии вопроса о Кадме. Впоследствии столь категоричные суждения встречаются лишь в работе Ф. Виана о возникновении Фив [6].
Эдвардс отмечает, что в историографии последних лет тен¬ден-ция видеть историческую основу проявляется хотя бы в споре о конкретных фактах, породивших традицию.
Среди сторонников этого направления выделяются те, кто допускает в принципе иноземное или негреческое происхождение некоторых жителей Фив, не связывая их обязательно с Восточным Средиземноморьем.
Например, в «Кембриджской древней истории» (1925) и в «Оксфордском классическом словаре» (1949) отмечается, что содер¬жа¬ние термина «финикиец» для греков со временем изменилось, первоначально так называли просто людей с красноватым оттенком кожи: допустим, критян, а также карийцев и жителей других приб¬режных областей Малой Азии, население Ливана и Ливии.
Другая группа исследователей допускает вероятность поселения в Греции некоторых выходцев ив Восточного Средиземноморья, которых правильно или ошибочно называли «финикийцами».
Наиболее ярко эта позиция отражена в работах В. Берара нач. ХХ в. и М. Астура 1960-х гг. [7]. Новый агумент в пользу позиций этой школы дали
o раскопки в Рас-Шамре (обнаружившие связь находившегося на этом месте древнего города Угарита с Эгейским миром)
o и находки восточных (ближневосточных, западноазиатских) пе¬ча¬тей в Фивах.
При таком подходе, допускающем вероятность поселения в Греции выходцев ив Восточного Средиземноморья, остаются спор-ны¬ми вопросы:
o о времени контактов (гиксосском, позднемикенском, раннего железа),
o о зоне контактов на Востоке (Ближнем Востоке, в Западной Азии),
o и о механизме контактов (путем вторжения, иммиграции, коло¬ни¬зации, торговли, прибытия немногочисленных вождей).
Автор книги завершает анализ историографии признанием необходимости выяснить время возникновения сюжета о фини¬кий-ском происхождении Кадма – если этот сюжет окажется поздним, убедительность построений сторонников финикийского происхож-дения Кадма потеряет силу.
Четвертая глава названа: «Какова древность финикийского элемента легенды о Кадме?».
Возражения против древности сюжета о финикийском проис-хож¬дении Кадма высказывали Ф. Виан и А. Гомм.
Эти исследователи основывали свое мнение просто на том, что древнейшие источники:
• Гомер,
• Гесиод (ок. 700 г. до н.э.),
• авторы Киклических поэм,
• Пиндар (518 – 440 гг. до н.э.),
• Эсхил (525 – 456 гг. до н.э.)
сюжет о финикийском происхождении Кадма не упоминают.
Правда, Европа (в поисках которой Кадм прибыл в Грецию) уже у Гомера и Гесиода названа «дочерью Феникса».
Но во-первых,
o в этих источниках еще нет указания на родственную связь между Кадмом и Европой,
o и во-вторых, имя Феникс греки не обязательно считали связан-ным с Финикией.
Автор книги справедливо отмечает слабость этого argumentum ex silentio (аргумента из умолчания) в концепции Ф. Виана и А. Гомма.
Ведь ни один древний источник не упоминает и нефиникийское происхождение Кадма. Зато ранние авторы могли, зная указанную версию, по разным соображениям умолчать о ней – тем более, что древнейшие упоминания о Кадме коротки и случайны. Иногда в отдельных сохранившихся фрагментах контекст древнейших упоми-на¬ний о Кадме не требует информации о происхождении.
А те древние произведения, где информация о происхождении Кадма требовалась, - до нас не дошли (например, поэма Стесихора (630 – 560 гг. до н.э.) о Европе, упомянутая схолиастом Еврипида (480 – 406 гг. до н.э.).
После выхода в свет работы А. Гомма был найден новый папирусный фрагмент Гесиода, который можно пытаться интерпре-тировать в пользу финикийского происхождения Европы.
В труде Геродота (484 – 425 гг. до н.э.) подразумевается, что финикийское происхождение Кадма уже хорошо известно читателям «Истории».
Если бы восточное происхождение Кадма было просто приду-мано логографами, вряд ли вскоре после этого о восточном про¬ис-хож¬дение Кадма упомянули бы уже
o старший современник логографов Бакхилид (Вакхилид, 516 – 450 гг. до н.э.) и
o Ферекид (500 – 410 гг. до н.э.) из Афин.
o Фиванец Пиндар (518 – 440 гг. до н.э.) мог не называть лишний раз иноземную родину легендарного основателя своего города из патриотических соображений.
Автор книги показывает, что как бы ни объяснить проис-хождение имени Феникс, прилагательное «феникс» уже у Гомера употреблялось и в историко-географическом значении как именно «финикийский».
В ответ на замечание Ф. Виана, что Кадм изображается в греческой вазописи не в восточных одеждах, Эдвардс указывает, что такие герои сказаний, как
• Андромеда,
• Пелопс,
• Приам и
• троянцы
изображались в греческой вазописи
o не только в восточных,
o но и в греческих одеждах,
т. е. не существовало строгого канона, связывавшего одежду героев с их происхождением.
Отсутствие «восточных одежд» у Кадма в вазописи даже IV в. до н. э. говорит как раз в пользу практики художественной воль-ности. Ведь в греческой литературе того времени мнение о фини-кийской родине Кадма было уже очевидно и общепринято.
По мнению Эдвардс, довод Ф. Виана о греческих именах спу-тников Кадма не убедителен. Дело в том, что имена спутников Кадма
o взяты из таких поздних источников, как сочинение Стефана Византийского (VI в. н.э.),
o не всегда относятся бесспорно к спутникам Кадма,
o в самых ранних источниках эти имена вообще отсутствуют,
o имена тех спутников Кадма, которые появляюся в V в. до н.э., допускают разную этимологию (Феникс, Киликс, Фасос).
Эдвардс отмечает, что не доказано и постулируемое Ф. Вианом греческое происхождение связанных с Кадмом культов, тем более, что методология Ф. Виана вообще не учитывает мнения самих греков при изучении происхождения культов.
Слабым представляется автору книгу и тот аргумент, что, описывая путь из Финикии в Грецию, мифы будто бы обязательно должны были сообщить о Кипре.
В пятой главе «Кадм, Минойский Крит и значение слова Феникс» подробно разбираются скудные данные о связях Фив и Крита в эгейское время по материалам археологических раскопок на месте Фив (затруднены расположением современного города прямо над развалинами древнего).
Связи с Критом в эгейское время для Беотии (как и для других исторических областей Греции) вполне вероятны. Однако сведения о связях с Критом в эгейское время не помогают интерпретировать легенду о Кадме.
Ведь предположение, что прообразом героя Кадма был кри-тянин, чей образ (родину) впоследствии переосмыслили, изменив на роль финикийца лишь потому, что
o греки якобы забыли о роли минойского Крита и
o стали считать колыбелью цивилизации страны Востока (Запад-ной Азии),
выглядит слишком искусственным.
К тому же автор книги отмечает, что
o легенды сохранили воспоминание о роли минойского Крита не только в Средиземноморье,
o легенды говорят и о прибытии критского Радаманта именно в Беотию (где даже показывали гробницу Радаманта и сохра-няли «критские обряды»).
Правда, происхождение термина «Феникс» остается неясным. На первый взгляд, этим словом критяне в греческой литературе не обозначались.
Но тщательный анализ словоупотребления приводит автора книги к выводу, что нельзя полностью исключить вероятность ранней многозначности термина «Феникс».
Разумеется, для принятия расширенного значения термина «Феникс» в сказаниях о Кадме нужны веские аргументы. Можно добавить, что многозначность слова Феникс в древнейших греческих текстах отмечали еще авторы античных этимологий (например, Аполлоний Софист [8]).
Шестая глава: «Были ли финикийцы в Фивах в эпоху брон-зового века?» начинается с обсуждения историко-географи¬ческих предпосылок, благоприятствовавших или препятст¬вовавших потенци¬альному проникновению финикийцев в Беотию.
Известный немецкий антиковед Эд. Мейер (1855 – 1930) в указанной выше работе заявил, что «финикийцев не должна была прив¬лекать область Фив, расположенная во внутреннем сельскохо-зяйственном районе Беотии».
В. Берар стремился показать, что Фивы были расположены на перекрестке сухопутных торговых путей к побережью трех морей (см. прим. 7).
Однако А. Гомм пересмотрел эти аргументы, считая, что
o многие дороги между Фивами и морями были неудобны,
o подход кораблей к беотийским гаваням был сложным в навигационном отношении,
o гавани Беотии лежали в стороне от путей финикийских торговцев на Запад [9].
Со своей стороны отметим, что в данном споре решающим аргументом должно быть, вероятно, мнение античных авторов, которые, обрисовывая природные условия Беотии, говорили, что Беотия
o отличается не только плодородием почвы,
o но имеет выход к морям и
o хорошие гавани (Страбон, IX, 2 со ссылкой на Эфора IV в. до н.э.).
Далее Эдвардс отмечает, что сведений о контактах финикийцев с греками в эпоху раннего железного века очень мало. Но во 2-ой пол. II тыс. до н. э. существовали торговые связи Греции с Восточ¬ным Средиземноморьем. В гораздо меньшей степени торго¬вые связи Греции касались собственно Финикии.
Правда, Тир и Сидон бронзового века еще слишком плохо изу-чены археологически.
Недавние раскопки в Сидоне впервые обнаружили определенно микенский импорт [10]. Другие значительные финикийские города тоже плохо изучены: интенсивные раскопки проводились лишь в Библе – но и там позднебронзовые слои исследованы хуже остальных. В книге достаточно подробно освещены результаты раскопок Угарита – однако они не имеют решающего значения для обсуж¬даемой проблемы.
Важнее материал археологических раскопок в Фивах. Там в 1960-х гг. были найдены
o изделия из слоновой кости с характерными восточными чертами и
o около сотни цилиндрических печатей (из агата и ляпис-лазури), из которых 30 — бесспорно восточного происхождения.
Из найденных цилиндрических печатей восточного происхож-дения 13 печатей содержат до сих пор не опубликованный клинописный текст. Судя по предварительной информации, эти цилин¬дрические печати из Фив восточного происхож¬дения могут быть:
o вавилонскими,
o митаннийскими,
o касситскими,
o хеттскими и
o кипрскими
времени от III тыс. до 1300 г. до н.э.
В ряде научных работ эта находка была
o объявлена доказательством легенды о древневосточном поселе¬нии в Фивах,
o и даже связана лично с Кадмом (или с образом именно этого легендарного героя), имя которого предлагалось видеть в упомя¬нутом в печатях имени Kidin-Marduk [11].
Эти взгляды сразу же встретили возражения, базировавшиеся на том, что
o печати, найденные в одном месте (вероятно, хранившиеся в каком-то ларце), не обязательно были привезены в Фивы выход¬цами из тех стран, где они были изготовлены,
o с другой стороны, печати могли быть дипломатическими да-рами,
o предметами торговли,
o входить в коллекцию фиванского правителя,
что вовсе не подтверждает легенду о Кадме [12].
Отметив правдоподобность и таких объяснений, автор книги обращает все же внимание на то, что пока именно в Фивах (благодаря этой находке) количество привозных «восточных цилиндров» намно¬го превосходит общее число цилиндрические печатей из Западной Азии (Восточного Средиземноморья, Ближнего Востока), известное для Эгейской Греции.
В заключении делается вывод:
1. археология не подтверждает существования финикийского
2. или другого древневосточного (западноазиатского, ближне¬вос-точного) поселения в Фивах,
3. но и не опровергает такую вероятность,
4. особенно учитывая слабую изученность самих Фив
5. и обнаруженного там дворца бронзового века.
6. Следы древневосточного (западноазиатского, ближне¬вос-точно¬го) поселения в Фивах, может быть, трудно найти еще потому, что легенда о Кадме упоминает важную в данном случае историко-географическую деталь – говорит не об основании торговой фактории,
7. а о появлении небольшой группы беженцев, вынужденных покинуть родину при одной из тех ситуаций, которые автор книги считает вероятными для истории Угарита и других горо¬дов Сирии и Ханаана.
В седьмой главе «Предполагаемые восточные параллели сюжетам легенды о Кадме» автор книги выступает с развернутой критикой методологии, на которой базировалось исследование Астура.
Автор книги при этом отмечает, что
o многие параллели Астура неточны,
o другие параллели Астура зависят от истолкования отдельных спорных текстов,
o третьи параллели Астура построены на широко распростра-ненных фольклорных мотивах или
o таких реалистичных ситуациях, сходное отражение которых могло возникнуть независимо,
o четвертые параллели Астура используют сходство не мотивов, а имен мифических персонажей при неясной этимологии этих имен;
o наконец, у Астура речь идет о слишком широких хроноло-гических рамках.
Все это по мнению автора книги,
o не опровергает возможных аналогий, подмеченных в исследовании Астура,
o но лишает выводы Астура убедительной доли вероятности.
Восьмая глава книги называется «Некоторые хронологические проблемы».
Идея о принципиальной возможности использования греческих генеалогий для датировки событий эгейского времени была выдвинута в 1930 г. Дж. Майресом [13].
Что касается конкретно образа Кадма, то разные генеало¬ги-ческие списки называют разное число поколений, прошедших со времени жизни Кадма до Троянской войны.
Проанализировав разные генеало¬ги¬ческие списки, автор рецен-зируемой книги отмечает:
o определенно можно лишь сказать, что по мнению греков классической и позднейшей эпохи, «Кадм жил за несколько поколений до Троянской войны».
o Поэтому для датировки событий легенды о Кадме нужно обра-титься к внешним источникам.
Эдвардс считает наиболее вероятным, что толчком к возникно-вению легенды о Кадме могли явиться события времени перехода от среднеэлладского к позднеэлладскому периоду, когда в Греции
o происходило изменение культуры,
o развивались заморские контакты,
o возникали укрепления.
Период существования древнейшего поселения в Фивах (насе-ленных с эпохи неолита или ранней бронзы) меньше удовлетворяет перечисленным критериям.
Поскольку же интерпретация легенды о Кадме позволяет подра¬зумевать
o вторичное, а
o не первоначальное основание поселения,
автор книги склонен относить историческое ядро легенды о Кадме (если таковое существует) к концу микенского времени.
В книге отмечается, что в таком случае признание хроноло-гической достоверности сюжета о введении алфавитной письмен-ности в эпоху бронзы (что уже предполагалось некоторыми иссле-дователями) возвращает к дискуссионной проблеме – не был ли предполисный период эпохой, когда
o не утратилось умение писать,
o но просто использовался не сохранившийся материал для письма?
Автор книги учитывает и высказанное ранее предположение о возможности относить античную традицию о времени и обстоя-тельствах появления в Греции алфавитной письменности благодаря финикийцам
o не к введению алфавитного письма,
o а к появлению линейной письменности В,
o считая маловероятной гипотезу, - будто бы в легенде о Кадме подразумевалась клинопись (на найденных в Фивах восточных печатях), - поскольку даже если кто-то в Греции и понимал клинопись, число таковых людей было очень ограничено.
Далее в книге указывается, что если в сказаниях видеть воспоминание о введении линейного письма В, придется принять расширительное толкование термина «финикийцы».
Нельзя отрицать и вероятность хронологического искажения в представлениях греков о времени возникновения у них алфавитной письменности.
В связи с этим автор книги обсуждает вопрос, не могли ли финикийцы иметь более интенсивные контакты с Грецией в эпоху
o распространения в Греции геометрического и ориента¬ли¬зи-рующего стилей вазописи и
o появления в Греции сирийских и финикийских изделий из слоновой кости,
чем в научной литературе принято думать в последнее время [14].
Этот вопрос обсуждается в книге в противовес ранее попу-лярной точке зрения, чрезмерно преувеличивавшей роль финикийцев для Греции.
Автор книги готов допустить, что вышеупомянутые восточные (западноазиатские, ближневосточные, переднеазиатские) изделия могли быть доставлены в Фивы
o не только греческими мореплавателями,
o но и финикийскими купцами, возможно имевшими незначи-тельные временные торговые станции, не оставившие следов (ибо практически не сохранились и древнейшие слои некоторых финикийских поселений в Северной Африке).
Одним из районов Греции, где можно предположить раннее появление финикийцев, является о. Фасос (т.к. в обнару¬жен¬ных там надписях V в. до н.э. встречаются семитские имена и даже имя Кадм) [15].
В заключительной, девятой главе: «Значение греческих легенд для изучения микенской эпохи», вновь обращаясь к историографии, автор на основании анализа легенды о Кадме делает вывод, что нужно отвергнуть подход, объявляющий легенды в принципе досто¬верными источниками, поскольку в изложении легенд встреча¬ются противоречия.
Однако есть и другая (крайняя) точка зрения — о полной ненадежности легенд, - которые будто бы «нельзя использовать хотя бы ограниченно», потому что «историк не в состоянии отделить предания от их позднейшей переработки».
В книге отмечается, что поднятая проблема в общей форме имеет значение для анализа не только греческих преданий. Нап¬ри-мер, столь же остро она ставится при изучении исторической ценности средневековых хроник об англо-саксонской Британии.
Автор книги пишет, что небезосновательное предпочтительное доверие к Гомеру (по сравнению с более поздними источниками) должно сочетаться с осознанием, что
o во-первых, уже древнейшая эпическая традиция включала много вымысла,
o во-вторых, предания об отдельных событиях могли сохраняться до относительно позднего времени.
Примечания.
[1] Mueller К.О. Geschichte hellenischer Stamme und Stadte. V. 1. Orchomenos und die Minyer. Breslau, 1820.
[2] Beloch K.J. Griechische Geschichte. V. I. Strassburg, 1893;
Beloch K.J. Die Phoeniker am aegaeischen Meer // Rheinisches Museum. 1894;
Meyer E. Geschichte des Alterthums. V. 2. Stuttgart, 1893;
Bethe E. Thebanische Heldenlieder. Lipsiae, 1891;
Studniczka F. Kyrene. Eine altgriechische Goettin. Lipsiae, 1890;
The «Seven against Thebes» of Aeschylus. Ed. A.W. Verrall. L., 1887. p. XVIII;
Keightley T. The Mythology of Ancient Greece and Italy. L., 1831; Toepffer J. Attische Genealogie. В., 1889.
[3] Dussaud R. Les Civilisations prehelleniques dans le Bassin de la Mer Egée. P., 1910;
Keramopoulos A. V. 3, 1917.
[4] Gomme A.W. The Legend of Cadmus and the Logography // Journal of Hellenic Studies. V. 33. 1913.
[5] Farnell L.R. Greek Hero Cults and Ideas of Immortality. Oxf., 1921.
[6] Vian F. Les Origines de Thebes: Cadmos et les Spartes. P., 1963.
[7] Berard V. Les Pheniciens et l'Odyssee. V. 1—2. P., 1902—1903;
Astour M.C. Hellenosemitica. An Ethnic and Cultural Study in West Semitic Impact on Mycenaean Greece. Ed. 1—2. Leiden, 1965; 1967.
[8] Apollonii Sophistae Lexicon Homericum. T. 2. P., 1773.
[9] Gomme A.W. The Topography of Boetia and the Theories of M. Berard // Annual of the British School at Athens. V. 18. 1911—1912.
[10] Hankey V. Mycenaean Pottery in the Middle East: Notes of Finds since 1951 // Annual of the British School at Athens. V. 62, 1967.
[11] Sasson J.M. Canaanite Maritime Involvement in the Second Millenium ВС // Journal of the American Oriental Society. V. 86. 1966;
Hammond N.G.L. A History of Greece to 322 B.C. Ed. 2. Oxf., 1967;
Hemmerdinger B. Trois Notes. I. Kadmos. II. Emprunts du grec mycenien a l'akkadien. III. L'infiltration phenicienne en Beotie // Revue des Études Grecques. V. 79. 1966.
[12] Porada E. Cylinder Seals from Thebes. A Preliminary Report // American Journal of Archaeology. V. 69. 1965;
Mylonas C.E. Mycenae and the Mycenaean Age. Princeton, 1966;
McDonald W. A. Progress into the Past. N. Y., 1967;
Vermeule E.T. Kadmos and the Dragon // Studies Presented to G.M.A. Hantmann. Ed. D.G. Mitten. Mainz, 1972.
[13] Myres J.L. Who were the Greeks? Berkeley, 1930.
[14] Dunbabin Т.J. The Greeks and their Eastern Neighbours. L., 1957;
Albright W. F. The Role of the Canaanites in the History of Civilisation // The Bible and the Ancient Near East. Ed. G.E. Wright. L., 1961.
[15] Salviat F. Lions d'Ivoire orientaux a Thasos // Bulletin de correspondence hellénique. V. 86. 1962;
Salviat P., Servais J. Stele incicatrice thasienne trouvée au sanctuaire d'Aliki // Bulletin de correspondence hellénique. V. 88. 1964;
Seyrig H. Quatre Cultes le Thasos // Bulletin de correspondence hellénique. V. 51. 1927;
Pouilloux J. Recherches sur 1'Histoire et les Cultes de Thasos I (Etudes Thasiennes III). P., 1954;
Akurgal E. The Birth of Greec Art. L., 1968.